![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Странно, что никто из критиков не обратил внимание на то, что в «Неуместном человеке» Йенса Льена есть прямая, буквально в лоб, ссылка на «Париж, Техас» Вима Вендерса. В самом начале НЧ наш герой, приехав в потустороннюю пустыню на автобусе, выглядит так же, как и главный герой ПТ, выйдя из техасской пустыни, – в грязном изношенном костюме и – самое главное – в яркой грязной кепке, которая явно не вписывается в костюмную композицию. Впрочем, и костюм для пустыни – явно не органичный костюм. Пускай, кепки у персонажей разного цвета, пускай, у одного на ногах – раздолбанная обувь, а у второго – кроссовки, суть здесь одна: связка пустыня-костюм явно здесь имеет какой-то второй, непервичный смысл.
В ПТ брат главного героя говорит ему «ты разговариваешь, ешь, еще немного и ты совсем вернешься в мир живых из страны мертвых». Понятно, что «страна мертвых» - всего лишь метафора небытия в сознании членов семьи главного героя, потому что чуть раньше брат заметил, что все думали, что он умер (а в момент произнесения этой фразы он к тому же был ещё не совсем «живым»), но для НЧ эти моменты оказываются такими же значимыми в интертекстуальных рамках, как и в ПТ – в рамках собственно сюжета. У героя НЧ семьи нет и не предвидится, у героя ПТ – она разрушена. Он возвращается к жизни, когда его находит брат, и воссоединяется (пусть и на короткое время) с сыном, когда решает найти свою жену. В конце он снова уходит в небытие – как в прямом, так и в переносном смысле. Забавно, что в ПТ смерть вербально используется как метафора исчезновения, а в НЧ пустота и отсутствие чего-то как намеки на смерть:)
«Мертвым» герой может быть как в прямом смысле, так и в значении социального присутствия, вовлечения в жизнь окружающих людей. НЧ, придя из одного небытия, попадает в другое, откуда его перемещают уже насильно в третье. Героя ПТ также извлекают из одного небытия, найдя его, хотя вполне вероятно, что в девиантности поведения персонажей обоих фильмов заключается другая мысль: что нам – бытие и мать родна, то немцу – смерть. В смысле не немцу, а норвежцу… Чёрт, я кажется, запутался… J
Короче, перед нами – игра с понятиями. Если персонаж… человек не может найти себя, то, если хорошо искать, вполне можно найти либо себя, либо условия, в которых комфортно, и не важно, где твоя обетованная земля – в этой жизни или в другой, главное, чтобы типа твоя душа чувствовала себя безмятежно и удовлетворенно. (Пока про удовлетворение как результат потребления – ни слова!)
В рассказе главного героя ПТ о том, зачем он купил клочок земли под названием Париж, проскальзывает фраза, что по его подсчетам «он пришел в жизнь из небытия» именно там, то есть там зародилась его жизнь, там его зачали, тк там его родители впервые занимались любовью. К слову, в бытие повествования НЧ детей нет, на этом сделан особый акцент, детей не зачинают, и смерти как таковой тоже нет – жизнь не движется во всех смыслах. В ПТ бытие конституируется не только присутствием ребенка главного героя, но и тем, что он существует в системе координат контекста семьи горизонтально (у него есть брат, ребенок) и вертикально (в данном случае цепочка: его родители, он сам, его ребенок).
Сын спрашивает главного героя ПТ: «Как ты чувствуешь, что он <дедушка> умер?» Его нет рядом, с ним нельзя поговорить, по нему скучаешь. Возвращаясь из небытия, наш главный герой ПТ тоже, кстати, не разговаривал, хоть и шел куда-то к горизонту.
А у нобелевского лауреата Маркеса в «Ста летах одиночества» грань между живыми и мертвыми вообще отчасти была стерта за счет, в каком-то смысле, социальной включенности некоторых мертвых в жизнь живых. Вот и разберись тут, где что…
Кстати, интересно. Является ли присутствие в фильме «Париж, Техас» Джона Лури в роли менеджера-сутенера (в каком-то смысле, разумеется, тк заведение, которым он заведует – не совсем публичный дом) своеобразным дружеским алаверды Джармушу, который официально называет себя учеником Вендерса?
В ПТ брат главного героя говорит ему «ты разговариваешь, ешь, еще немного и ты совсем вернешься в мир живых из страны мертвых». Понятно, что «страна мертвых» - всего лишь метафора небытия в сознании членов семьи главного героя, потому что чуть раньше брат заметил, что все думали, что он умер (а в момент произнесения этой фразы он к тому же был ещё не совсем «живым»), но для НЧ эти моменты оказываются такими же значимыми в интертекстуальных рамках, как и в ПТ – в рамках собственно сюжета. У героя НЧ семьи нет и не предвидится, у героя ПТ – она разрушена. Он возвращается к жизни, когда его находит брат, и воссоединяется (пусть и на короткое время) с сыном, когда решает найти свою жену. В конце он снова уходит в небытие – как в прямом, так и в переносном смысле. Забавно, что в ПТ смерть вербально используется как метафора исчезновения, а в НЧ пустота и отсутствие чего-то как намеки на смерть:)
«Мертвым» герой может быть как в прямом смысле, так и в значении социального присутствия, вовлечения в жизнь окружающих людей. НЧ, придя из одного небытия, попадает в другое, откуда его перемещают уже насильно в третье. Героя ПТ также извлекают из одного небытия, найдя его, хотя вполне вероятно, что в девиантности поведения персонажей обоих фильмов заключается другая мысль: что нам – бытие и мать родна, то немцу – смерть. В смысле не немцу, а норвежцу… Чёрт, я кажется, запутался… J
Короче, перед нами – игра с понятиями. Если персонаж… человек не может найти себя, то, если хорошо искать, вполне можно найти либо себя, либо условия, в которых комфортно, и не важно, где твоя обетованная земля – в этой жизни или в другой, главное, чтобы типа твоя душа чувствовала себя безмятежно и удовлетворенно. (Пока про удовлетворение как результат потребления – ни слова!)
В рассказе главного героя ПТ о том, зачем он купил клочок земли под названием Париж, проскальзывает фраза, что по его подсчетам «он пришел в жизнь из небытия» именно там, то есть там зародилась его жизнь, там его зачали, тк там его родители впервые занимались любовью. К слову, в бытие повествования НЧ детей нет, на этом сделан особый акцент, детей не зачинают, и смерти как таковой тоже нет – жизнь не движется во всех смыслах. В ПТ бытие конституируется не только присутствием ребенка главного героя, но и тем, что он существует в системе координат контекста семьи горизонтально (у него есть брат, ребенок) и вертикально (в данном случае цепочка: его родители, он сам, его ребенок).
Сын спрашивает главного героя ПТ: «Как ты чувствуешь, что он <дедушка> умер?» Его нет рядом, с ним нельзя поговорить, по нему скучаешь. Возвращаясь из небытия, наш главный герой ПТ тоже, кстати, не разговаривал, хоть и шел куда-то к горизонту.
А у нобелевского лауреата Маркеса в «Ста летах одиночества» грань между живыми и мертвыми вообще отчасти была стерта за счет, в каком-то смысле, социальной включенности некоторых мертвых в жизнь живых. Вот и разберись тут, где что…
Кстати, интересно. Является ли присутствие в фильме «Париж, Техас» Джона Лури в роли менеджера-сутенера (в каком-то смысле, разумеется, тк заведение, которым он заведует – не совсем публичный дом) своеобразным дружеским алаверды Джармушу, который официально называет себя учеником Вендерса?
